ПОЭЗИЯ ПРОЛЕТКУЛЬТА: ИДЕОЛОГИЯ И РИТОРИКА РЕВОЛЮЦИОННОЙ ЭПОХИ

ЛЕВЧЕНКО МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

ПОЭЗИЯ ПРОЛЕТКУЛЬТА:
ИДЕОЛОГИЯ И РИТОРИКА РЕВОЛЮЦИОННОЙ ЭПОХИ

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук

Санкт-Петербург
2001

Работа выполнена на кафедре новейшей русской литературы Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена

Научный руководитель - доктор филологических наук,
профессор ГОНЧАРОВ Сергей Александрович

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,
ведущий научный сотрудник
Института русской литературы
("Пушкинский дом")
ГРЯКАЛОВА Наталья Юрьевна

кандидат филологических наук,
член Союза писателей Санкт-Петербурга САЖИН Валерий Николаевич

Ведущая организация - Институт мировой литературы имени А. М. Горького

Защита состоится " ___ " __________ 2001 г. в ____ часов на заседании
Диссертационного совета Д 212.199.07 по защите диссертаций на соискание уче-ной степени доктора филологических наук при Российском государственном пе-дагогическом университете имени А. И. Герцена.
Адрес: 199053. С.-Петербург, В. О., 1-ая линия, д. 52, ауд. ___

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке
РГПУ им. А. И. Герцена (199186, Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д. 48, ауд. 5).

Автореферат разослан "___" мая 2001 г.

Ученый секретарь
специализированного совета
кандидат филологических наук,
доцент Кякшто Наталья Николаевна

В 1917-1921 годах меняется культурная парадигма, происходит разрушение "классического" литературного канона и начинается создание нового, приведшего к формированию соцреализма. Пролеткульт, оказавшийся в центре этого "разлома", достаточно наглядно демонстрирует процесс смены художественных систем, определивший магистральный путь развития русской литературы вплоть до конца ХХ века. В первые годы после революции именно Пролеткульт оказался единственной литературной силой, способной к самоидентификации в новом социальном пространстве и структурированию пространства культурного. Положение Пролеткульта в истории рус-ской литературы ХХ века таким образом оказывается весьма значимым: он появляется на авансцене литературного процесса в переломный момент не только в социальном, но и в культурном отношении, знаменуя собой конец модернизма и начало эпохи советской литературы. Поэтому в настоящее время, когда филологическая наука подходит не только к переосмыслению наследия соцреализма, но и фактически - к написанию новой истории русской литературы ХХ века, особенно актуальной представляется попытка вписать в историю развития русской культуры ХХ века обычно не принимающийся во внимание Пролеткульт, что поможет более полно и, возможно, с иных позиций представить литературный процесс ХХ века в целом.

В то же время слишком недолгое доминирование Пролеткульта в культуре (1918-1920 гг.) (обусловленное как экстралитературными факторами, так и малым эстетическим потенциалом этой художественной системы), вероятно, является причиной того, что в сложившейся традиции рассмотрения истории русской литературы Пролеткульт оказывается маргинальным явлением, которому уделялось недостаточное для понимания литературного процесса этого периода внимание. Отдельные вопросы истории и поэтики Пролеткульта были затронуты в монографиях В. Д. Дрягина (1933), А. Н. Меньшутина и А. Д. Синявского (1964), Л. М. Фарбера (1968), Sh. Fitzpatrick (1970), В. А. Келдыша (1972), В. В. Горбунова (1974), G. Gorska (1980), Lynn Mally (1990), Т. П. Коржихиной (1997), Н. Н. Примочкиной (1998), К. Аймермахера (1998), Е. Добренко (1999) и в статьях И. Эвентова, А. Л. Дымшица, А. М. Бихтера, Г. В. Титовой (1986), J. B. Hatch (1986), М. Капустина (1988). Однако говорить о полноте описания поэтической системы Пролеткульта, ее особенностях преждевременно. История Пролеткульта практически не исследована. Этим и определяется актуальность и научная новизна исследования, которое призвано восполнить лакуны в описании роли Пролеткульта в послереволюционной культуре. Отчеты Центрального Комитета и местных Пролеткультов рисуют картину раскинувшейся по всей стране сети отделений, занимающихся "выявлением" и "распространением" пролетарской культуры. В работе Пролеткульта участвовало около 400 тысяч человек, издавалось более тридцати периодических журналов и альманахов, огромными тиражами выходили сборники пролетарских поэтов и писателей.

Объект исследования. В диссертации рассматривается поэзия Пролеткульта (пролетарских культурно-просветительных организаций) с 1917 по 1921 гг. В центре внимания оказывается творчество поэтов, имевших непосредственное отношение к Пролеткульту (Михаил Герасимов, Илья Садофьев, Владимир Кириллов, Павел Арский, Павел Крайский, Яков Бердников, Алексей Маширов-Самобытник, Александр Поморский, Илья Филипченко, Василий Казин и др.).

Цель диссертации - описать поэтическую систему Пролеткульта и ее функционирование в идеологических и литературных контекстах эпохи. В связи с этим формулируются следующие задачи:

- представить идеологические контексты формирования концепции "пролетарской культуры", становления и функционирования Пролеткульта как литературно-художественной организации нового типа;

- определить место и роль Пролеткульта в культурном и идеологическом пространстве эпохи;

- показать основные направления трансформации художественной формы и художественного знака в поэтической системе Пролеткульта;

- исследовать взаимосвязи поэзии Пролеткульта с предшествующей культурной традицией, а также с соположенными ему эстетическими явлениями и фактами;

- рассмотреть специфику интертекстуальных механизмов, задействованных в текстопорождении Пролеткульта.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Идеологические и эстетические установки Пролеткульта, а также принципы его организационно-практической деятельности были сформированы в результате, с одной стороны, деятельности социал-демократических партий России в начале ХХ века, а с другой, были последовательной реализацией культурных и социальных концепций, разработанных русской интеллигенцией до революции.
2. Поэзия Пролеткульта реализует общие эстетические принципы постсимволистской художественной системы.
3. Специфика художественного знака в поэзии Пролеткульта заключается в доминирующем положении одной из его сторон - содержания, с которым полностью совпадает смысл.
4. Одним из следствий такой концепции художественного знака является интертекстуальная стратегия Пролеткульта, которая состоит в частичном опустошении интертекстуальности.

Методологической основой исследования является сочетание историко-литературного и типологического подходов к литературному тексту.

Теоретическую и методологическую базу диссертации составляют основные концептуальные положения, сформулированные в трудах Ю. Н. Тынянова, Ю. М. Лотмана, И. П. Смирнова, М. Вайскопфа, В. Паперного, О. М. Гончаровой, Х. Гюнтера, Р. Стайтса, П. Бурдье, К. Гирца и др.

Источники
Основными источниками служат издания самого Пролеткульта - книги, журналы, сборники и альманахи, издаваемые с 1918 года, а также периодическая печать этого периода, уделявшая внимание Пролеткульту. Некоторые данные по истории Пролеткульта имеются в воспоминаниях современников, участвовавших в работе отделений Пролеткульта - это воспоминания М. В. Волошиной-Сабашниковой, А. Мгеброва, Вс. Иванова, В. Ходасевича, А. А. Додоновой, Н. А. Павлович и других. Важным источником были неопубликованные "Записки восьмидесятилетнего" И. С. Книжника-Ветрова (хранятся в Отделе Рукописей РНБ, "Дом Плеханова"), активно участвовавшего в организации работы Петроградского Пролеткульта в 1919-1920 гг. Использовались также материалы РГАЛИ (Москва) и рукописного отдела ИРЛИ (Пушкинский дом). Многие документы из этих архивов впервые вводятся в научный оборот в представляемой диссертации.

Апробация диссертации. Основные положения диссертации были изложены в четырех публикациях (общим объемом 3,5 п. лл.) и в докладах на конференциях: Юрьевские чтения 1998 года (СПбГУ), международная конференция "Литературный текст. Проблемы и методы исследования" (Тверь, 1998), международный форум "Ритуальное пространство культуры" (СПбГУ, 2001), международная конференция молодых ученых "Русская литература ХХ века: итоги столетия" (РГПУ, 2001), а также на аспирантском семинаре филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена.

Практическая значимость исследования заключается в его вкладе в разработку малоизученных проблем современного литературоведения. Основные результаты и выводы могут быть учтены при подготовке лекционных курсов по истории новейшей русской литературы и проведении спецкурсов и спецсеминаров по русской поэзии ХХ века, а также при комментированном издании поэтических текстов Пролеткульта.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Объем основной части диссертации - 187 страницы.

Во Введении обосновывается актуальность исследования и его новизна, определяются цель, задачи и структура диссертации, а также степень изученности вопроса в литературоведении.

Глава 1. Пролеткульт в идеологическом контексте эпохи. С произошедшими в 1917 году изменениями в социальном пространстве оказывается связана и перестановка в литературном поле. Иерархия литературы подвергается такому же переустройству, как и социальная иерархия: на первый план выступают маргинальные литературные факты, существовавшие всегда "в подполье", на обочине литературного процесса; писатели же, традиционно относившиеся к "первому ряду", отторгаются новой культурой и сами не принимают ее, вытесняясь, таким образом, в "прошлое". Пролеткультовцы выходят на авансцену культуры за счет своих постулируемых (и официально поддерживаемых в новом социокультурном контексте) социальных и идеологических преимуществ перед другими эстетическими системами, фактами и идеями.

В борьбе за политическую и символическую власть происходило формирование новых культурных стереотипов, апробирование новых моделей, своего рода символическое экспериментаторство, в которой важную роль сыграла поэзия Пролеткульта. В Пролеткульте отрабатываются не только идеолого-литературные схемы, но и методы руководства, управления и контроля над их порождением и функционированием. В этом отношении принципиальна институциональность Пролеткульта, основным следствием которой явилось слияние идеологической и литературной программ новой пролетарской поэзии. Институциональность и идеологизированность Пролеткульта являются чертами, во многом определившими специфику литературы этой организации, в частности, их наличие позволяет развести поэзию Пролеткульта и пролетарскую дореволюционную поэзию.

Именно возникновение всероссийского центра культурно-просветительных организаций изменило саму сущность "пролетарской культуры" и природу литературы этой институции. Пролеткульт оказался первой в России литературной организацией, по образцу которой, с одной стороны, потом строились ВАПП и Союз Писателей, а с другой стороны, которая сама строилась по образцу Коммунистической Партии.

Централизация культурно-просветительной деятельности обеспечивала, по крайней мере, в идеальных представлениях руководителей Пролеткульта, общую идеологическую платформу для всех пролетарских культурно-просветительных организаций. Эта платформа, хотя и не отличалась непротиворечивостью (вследствие выдвижения на роль пролеткультовских лидеров персонажей с подчас противоположными идейными установками - А. В. Луначарский, А. А. Богданов, Ф. И. Калинин, П. Бессалько, П. И. Лебедев-Полянский), но именно она лежит в основе тем, сюжетов, мотивов и риторики пролеткультовской поэзии и во многом определяет специфику этих поэтических текстов. Основные идеологические и эстетические установки Пролеткульта оформились ко времени Октябрьской революции; в качестве доказательства этого тезиса приводится сопоставление дореволюционной рабочей поэзии и поэзии Пролеткульта (на материале различной репрезентации темы 'завода').

Таким образом, своеобразие поэтической практики Пролеткульта как единого феномена во многом определяется спецификой идеологических и политических оснований его культурной деятельности. Формирование новой советской идеологии, централизация (институционализация) Пролеткульта и делегированная ему роль глашатая и проповедника новой культуры объясняют многие черты и поэтической системы поэзии Пролеткульта.

Истоки Пролеткульта во многом определились, с одной стороны, деятельностью рабочих кружков и "демократической печати" (газеты "Звезда" и "Правда") в России (созданных прежде всего большевиками) и, с другой стороны, партийных школ, организованных ("впередовцами") на Капри и в Болонье. В первой главе демонстриру-ется, что Пролеткульт в идеологическом отношении был продуктом марксистской культурной программы, а его возникновение - прямой результат активной просветительно-идеологической деятельности интеллигентов-революционеров, которыми и было инициировано создание "пролетарской литературы" еще за несколько лет до Октябрьской революции.

Возможность возникновения Пролеткульта как культурного явления была связана с перераспределением власти в социальном пространстве, но и сама его деятельность способствовала утверждению этой власти. Переводя политические символы в поэтическую форму и тиражируя культурные стереотипы, до этого принадлежащие субкультуре подполья, Пролеткульт обеспечивал символическую базу для существования новой власти.

Роль идеологического воздействия поэзия Пролеткульта унаследовала от публицистики и литературы революционного подполья вместе со всем арсеналом ее символических форм, и в пореволюционное время была основным продолжателем этой традиции. В поэзии Пролеткульта совершается перевод риторических и идеологических формул в поэтическую форму, чем и определяется их дальнейшее существование в качестве одной из важных составляющих советской литературы.

Семантика пролеткультовской поэзии неразрывно связана и может быть обусловлена (и сама обусловливает) строящейся в это время новой советской картиной мира. Во многом поэты Пролеткульта в плане семантики наследуют риторике марксистских дореволюционных изданий (партийная риторика начинает проникать в литературную критику и эссеистику во время революции и оказывает огромное влияние на формирование соцреалистического дискурса), во многом они сами являются создателями как этой риторики (публиковаться они начали за несколько лет до революции, и печатались как в "Правде", так и в других рабочих социал-демократических изданиях), так и новой послереволюционной символики (после революции именно на их плечи ложится работа по агитации и пропаганде как в рабочих клубах, так и на фронте, выпуски листовок, плакатов, эмблем, росписи агитвагонов, отправлявшихся на фронт и т. д.). Возможно, структура пролеткультовской картины мира (и способы ее моделирования) как раз и может быть выведена и объяснена ее прагматическими функциями, ее нацеленностью на воздействие, на управление массами, на их просвещение.

Постоянное повторение и гиперболизация новых символов революции в поэзии Пролеткульта способствует прежде всего их автоматизации, а значит и усвоению массами. Пролеткульт таким образом оказывается одним из важнейших орудий на пути к автоматизации и эстетизации нового языка.

Но в контексте эпохи "военного коммунизма" вряд ли можно видеть в организационно-практической и литературной деятельности Пролеткульта только сознательное воздействие на массы. Поэзия Пролеткульта - это прежде всего поэзия самих масс, демонстрирующая процесс символизации разорванных и еще не установившихся социальных отношений и структур. Пролеткульт был платформой адаптации идей партии в литературе и одновременно демонстрировал процесс усвоения массами этих идей. Об этом свидетельствует двусторонность поэтической практики Пролеткульта: с одной стороны, наиболее яркие тексты пролетарской литературы - поэзия Герасимова, Садофьева, Кириллова, с другой стороны - поддержка массовой поэзии, усвоившей пролетарскую картину мира. В ней реализовывалась - прежде всего - реакция на культурное, социальное и психологическое напряжение определенного (условно обозначаемого как пролетарский) круга, то есть в них не только (и не столько) транслировалась, но и создавалась определенная идеология, моделировалась новая картина мира. Поэзия Пролеткульта таким образом является не результатом интериоризации определенных философских или политических положений, а формой существования идеологии, не обязательно полностью совпадавшей с властной идеологической системой.

Идеологическая и эстетическая разноголосица вкупе с хаотической организацией свидетельствует о стихийности самого Пролеткульта как организации и культурной среды, создаваемой подчас не только на противоположных идейных основаниях, но и демонстрирующей - как в лозунгах, так и в поэтической практике - процесс рождения идеологии "из масс", процесс самоосмысления масс в новом социальном и культурном пространстве. Следует отметить и тот факт, что при всей программной "классовости" новой культуры организаторы далеко не всегда выдерживали чистоту лозунга: классовая принадлежность была различной. В феномене Пролеткульта нашло отражение своеобразие социокультурной динамики первых послеоктябрьских лет. Кроме того, на основании описания деятельности творческой интеллигенции в Пролеткульте можно заключить, что для нее Пролеткульт был местом реализации собственных более или менее утопических представлений, и, видимо, именно этим определяется его популярность в этой среде. В принципе, можно было бы рассматривать культурную деятельность Пролеткульта не как замкнутой и обособленной классовой организации, а в ряду российской культурно-просветительной практики в целом.

Идеология, лежащая в основе деятельности и текстопроизводства Пролекульта, - это не просто воспринятая и усвоенная пролетариатом богдановская или ленинская доктрина. В поэзии Пролеткульта создается "облегченный", приспособленный для трансляции в массы вариант идеологии. Поэтому описание поэтической системы Пролет-культа помогает полнее представить процесс структурирования идеологического пространства после Октября. В результате действия механизмов символизации социального пространства выстраивается единая поэтическая система, как будто идеология и не оказала на нее никакого влияния, а напротив, формирование стройной идеологической системы происходит именно в поэтической (равно как и публицистической) тропике (риторике).

Стихийность символизации, не особенно зависящей от идеологических положений господствующей партии и приводящей к построению единой поэтической системы, свидетельствует о том, что сама эта система не была искусственно выстроенной, а возникла по законам эволюции культурных систем и в принципе может быть описана тремя способами: с точки зрения идеологических влияний и интенций власти, с точки зрения актуализации в ней мифологических принципов моделирования мира и с точки зрения эволюции художественных систем.

Парадокс пролеткультовской поэзии заключается в том, что в процессе усвоения и реструктуризации претекста (которым в данном случае выступает не предшествующая литературная традиция, а большевистский дискурс par excellence) зарождается литературное направление, составляющее одно из ответвлений постсимволизма.

Глава 2. Поэтическая система Пролеткульта
Литературная деятельность пролетарских культурно-просветительных организаций (Пролеткульта) традиционно рассматривается сквозь призму идеологических тенденций революционной эпохи, прежде всего богдановской концепции пролетарской культуры. Но идеологическая система, организуя культурно-просветительную работу, целью которой были агитация и массовое вовлечение пролетариата под знамена новой государственной власти, оказалась стимулом для актуализации мифологических принципов моделирования мира в формирующейся культуре, а также для выработки определенных поэтических форм, получивших дальнейшее развитие в литературе соцреализма. С другой стороны, последнее было обусловлено и логикой эволюции художественных систем, а именно - концепцией художественного знака в постсимволизме. С помощью этой триады (идеология - миф - знак) во второй главе описывается поэтическая система Пролеткульта. Взаимообусловленность трех этих факторов демонстрируется на материале пролеткультовского понимания искусства и слова.

Эстетические воззрения пролеткультовских поэтов формировались под прямым влиянием социал-демократической риторики, для которой, в частности, было свойственно отождествление "слова" и "дела". На конкретных примерах показывается, как, получая развитие в поэтических текстах пролеткультовских поэтов, переходя из одного вида дискурса в другой, эта риторическая формула абсолютно мифологизируется, 'слово' становится эквивалентом 'орудий' пролетариата, с помощью которых достигается победа над врагом:

     Слова стальные как гром гремели,
     Врагов сжигая святым огнем (А. Крайский)

В процессе перевода метафорических по сути идеологических программ и агитационных лозунгов в поэтические тексты актуализируются мифологические принципы моделирования картины мира: произнесение слова связывается с созданием мира (вещи): называние, именование события обеспечивает его совершение (существование); поскольку художественный знак есть факт социофизической действительности, поэтический дискурс обретает перформативную силу.

'Дар слова, песни' оказывается принадлежащим заводам, станкам и проч. орудиям; именно они оказываются источником сознательности пролетариата и им, соответственно, и принадлежит "истинное", всепобеждающее слово. Именно завод в этой системе становится культурогенным началом, и поэтому пролетарская поэзия рождается именно у станка:

     Здесь нашли мы счастье мировое -
     Песен огненных ликующий поток (Н. Тихомиров)

     В наших песнях гул машины,
     Зов заводского гудка… (Н. Рубинштейн).

В поэзии Пролеткульта происходит уравнивание "лирического героя" с заводом и машиной, здесь имеет место мифологическая экви-валентность субъекта и объекта:

     Тело - гибкая пружина,
     Страсти - пламя горна.
     Перенял я у машины
     Быть во всем упорным (В. Александровский)

Воспринимая художественный знак как аналог искомой социофизической реальности, непосредственно с ней связанный, пролеткультовские поэты полагали, что за социальной революцией с неизбежностью должна следовать, сопутствовать ей революция культурная. Равно как и обратно, победа в поэтическом тексте соответствует победе в реальности. Произнесение Слова прямо соотносится с созданием нового Мира, именно поэтому пролеткультовцы придают такое значение пролетарской поэзии и созданию пролетарской культуры (хотя, казалось бы, эта энергия требовалась на более "практичные" дела). В Пролеткульте происходит мифологизация богдановской (уже утопичной по сути) концепции о пролетарской культуре как прямого пути к социализму.

Реализуя же общеавангардное стремление к уходу от монистической концепции художественного знака, поэзия Пролеткульта ставит акцент на одном из его составляющих, на содержании, с которым полностью совпадает смысл.

Специфика концепции знака в Пролеткульте тесно связана с ролью, которую должны были играть эти тексты, и была вполне в духе революционного времени: важно было привлечь массы на свою сторону, всеми средствами, в том числе и поэтической/театральной агитацией, которая в данном контексте оказывалась литературной формой лозунгов. Поэзия Пролеткульта выполняет агитационную функцию, она становится поэтической агитацией, не столько редуцировавшей идеологию (как в лозунгах), сколько поэтизирующей и мифологизирующей ее. И в данном случае неважно, каким именно образом (в какой форме) строится эта агитация, главное, чтобы она была эффективной (поэтому в текстах Пролеткульта могли свободно появляться элементы православной символики и подражания символистам, особенно популярным в это время).

Этот момент обусловлен не только политической конъюнктурой, но и прежде всего концепцией художественного знака в этой системе, где слитыми оказываются смысл и содержание, а формальная сторона знака практически не играет роли в структурировании текста. В соответствии с пролеткультовскими декларациями ценность пролетарской поэзии - в ее пролетарском содержании. Сначала неосознанная, а потом нарочитая небрежность слова и прагматические интенции Пролеткульта приводят к характерному для "первичных" художественных систем доминированию содержательного плана, и форма теряет свое значение.

Но сводить все к партийному заказу, конечно, нельзя. Ритуальная основа пролеткультовской поэзии определяет ее двустороннюю направленность: и то, что для пролеткультовцев их текст-практики были средством внутреннего самоопределения (то есть это было не простой трансляцией идеологии, а создание нового идеологического универсума), и то, что эти же практики обеспечивали вовлечение в их совершение еще индифферентных масс. Социальные изменения преломляются в сознании поэтов Пролеткульта и через православие, и через "классическую" (традиционную) литературу, и реализуется это преломление в виде пролеткультовских стихов, не всегда грамотных, не всегда логичных, но демонстрирующих попытки самоидентификации определенных индивидов в революционную эпоху.

Ритуально-мифологическая же основа этой идентификации обусловливала понятность ее практик для массового сознания и - следовательно - эффективность их агитационного воздействия. Особенно ярко ритуально-мифологический сценарий, по которому шло усвоение и создание новой картины мира, проявляется при рассмотрения концепта коллективизма в пролетарском творчестве.

Коллективизм Пролеткульта можно рассматривать с трех точек зрения: с одной стороны, его концептуальным предком была философия Богданова, для которого пролетариат и коллективизм были практически синонимами. С другой стороны, Пролеткульт реализует социал-демократические риторические формулы. В соответствии с ними идентификация в новом социокультурном пространстве возможна только для целого класса, а никак не для отдельной личности, отдельного рабочего. С третьей стороны, достаточно очевидна ритуальная природа этих массовых песнопений. В их основе лежит сценарий создания мира в процессе коллективного действа, в ритуале.

Лирический герой пролеткультовской поэзии - коллектив, Мы, весь пролетариат в целом. Перенесение на авторское "Я" свойств "Мы" с одновременной потерей свойств собственно "Я" - одно из основных дифференцирующих признаков этой системы.

В контексте понимания труда как соборного, коллективного действия особым образом строится и структура практик по созданию поэтического текста. Прежде всего здесь происходит слияние автора и героя (фактически заложенное идеологической программой): пролетарская поэзия - та, которая пишется рабочими и о рабочих, то есть слияние автора и героя в поэзии Пролеткульта заложено идеологической программой. Но в силу агитационной и "воспитательной" функции в текстах пролеткультовцев сливаются также автор и слушатель / читатель (поскольку обращены эти текста опять же к рабочему классу).

"Коллективность" творчества, реализованная в Пролеткульте, оказалась гибельной для собственно творчества. В этой системе субъект изначально объективизирован, "пролетарий" полностью укоренен в мире, более того, занимает в нем господствующее место ("диктатура пролетариата"). Но, как указывает И. П. Смирнов, "чем более субъект присутствует в бытии, чем больше число субъектов, наделенных его именем, чем непримиримее он убежден в том, что бытие не отторгаемо от него, чем интенсивнее переживает он автоидентичность, тем скуднее его творческие способности" (Смирнов И. П. Бытие и творчество. СПб., 1996. С. 87). Идеология, порождаемая пролетариатом как классом, определяет гиперболизированность его самооценки. В итоге пролеткультовский всесильный и самодостаточный коллективный субъект приводит к нивелированию креативности как таковой.

Замкнутость, "кастовость" этой поэзии неоднократно отмечалась критиками. Пролеткультовские поэты репрезентируют пролетариат как общество, исключительное и отчужденное от остального социума. Вместе с тем в соответствии с общей концепцией постсимволизма исключительное оказывается в то же время всеобщим и представительным. Прежде всего это реализуется в трактовке пролетариата как авангарда всего передового человечества, унаследованной из философии марксизма.
Для постсимволизма как системы "присущ такой перенос признаков социофизической среды на семиотическую, когда искомыми сделались одним денотаты" (Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977. С. 158). Парадокс поэзии Пролеткульта в этом контексте заключается в столкновении семиотических оснований с идеологическими. Для поэтов Пролеткульта денотаты были практически полностью заданы идеологической системой, что существенно ограничивало потенциал системы художественной.

Стремясь к освоению новой политической и социальной реальности, поэзия Пролеткульта активизирует мифологические принципы моделирования мира, которые и становятся способом адаптации индивида в социофизическом пространстве. Задействование этих принципов позволяет интериоризировать новую идеологию, наложить ее на глубинную структуру человеческого мышления, оформить ее в максимально усвояемом для сознания виде. Пролеткульт таким образом формирует базовые схемы нового мышления "советского человека".

Перемещение в Пролеткульте акцента внутри художественного знака со смысла на содержание намечает дальнейший сдвиг в сторону соцреализма. Тем не менее базисная трансформация, лежащая в семиотической основе Пролеткульта и постсимволизма едина - это отождествление мира знаков и социофизической действительности, хотя эти поэтические системы и реализуют различные ее возможности.

В поэзии Пролеткульта, располагающейся на культурной периферии (и такое же маргинальное положение занимающей в системе авангарда), наиболее отчетливо проступает прагматизация текстов, которая, как указывает Х. Гюнтер, в итоге "деформирует и в конечном счете поглощает авангардную эстетику" (Гюнтер Х. Художественный авангард и социалистический реализм // Соцреалистический канон / Сборник под общей ред. Х. Гюнтера и Е. Добренко. - СПб., 2000. С. 101).

С прагматической направленностью пролеткультовской поэзии была связана некоторая примитивность создающейся в ней семантики, схожей с архаической и мифологической. Потенциал трансформационных возможностей поэтической системы Пролеткульта был, безусловно, очень невелик. Возможно, это связано и с тем, что в ней фактически отсутствовала опора на отброшенную литературную систему и соответственно, связанные с этим собственно "поэтические" способы моделирования художественного смысла.

Оперирование со знаком, не имеющим других смыслов, кроме "естественного", привело пролеткультовцев к риторике устоявшихся формул, дальше которой они не могли пойти. Кроме того, в семиотической ситуации, когда на систему художественных смыслов переносятся признаки социофизической среды и искомыми делаются одни денотаты, "губительным" оказывается слияние поэтики и идеологии. Совершенно конкретно определяя для себя идеологию (безусловно идеологию классовую), пролеткультовцы изначально ограничили потенциал художественной системы. В той же семиотической ситуации футуризм и акмеизм оказались гораздо более вариативными, поскольку там денотаты не были четко заданы.

Пролетарская поэзия одновременно с постсимволизмом вводит в поэтический арсенал новые темы и новые понятия, до того воспринимавшиеся как "чуждые" поэзии. Смежность круга тем, например, футуризма и пролеткультовской поэзии очевидна. В основе выдвижения новых тем (как и новых форм) лежит стремление постсимволизма к обновлению эстетики.

Это положение в революционную эпоху выливается в постулирование необходимости глобального пересоздания мира (и культуры) по новым правилам. В борьбе за право установления собственных новых норм для нового общества футуристы и Пролеткульт оказываются соперниками.

Стратегия Пролеткульта в данной ситуации заключалась в стремлении вывести футуризм за грань легитимированного новой властью поля (обозначить его как "буржуазную литературу", "непонятную массам") и тем самым присвоить себе единственно легитимный статус "пролетарских писателей".

Единство семиотической концепции обеспечивало возможность и постоянного обмена участниками между его подсистемами (вообще свойственного постсимволизму), в частности, футуристы и пролеткультовцы довольно плотно общаются (особенно с 1920 года), и футуристы принимают активное участие в деятельности театральной и изобразительной студий Московского Пролеткульта.

Такой "симбиоз" ЛЕФа и Пролеткульта был обусловлен внутренним их родством как подсистем постсимволизма. Обладая "скрытым структурным каркасом", два эти варианта единой художественной системы, столь разные на первый взгляд, вполне могли уживаться друг с другом. Но и в более широком контексте, а не только в сопоставлении с футуризмом, Пролеткульт оказывается не только одним из явлений революционной культуры, но и реализацией общеавангардной стратегии самоидентификации и репрезентации.

Позиционирование Пролеткультом самого себя именно в качестве первооснователя не только литературной, но и космогонической системы достаточно очевидно. Одна из основных его идеологически обусловленных деклараций - разрушение старого мира и создание на его месте нового - моделируется в соответствии с архаическими представлениями о космогенезе. Рассматривается моделирование времени и пространства.

Несколько иным образом построенная система космогонических мотивов, характерная для футуризма (см., например, Вайскопф М. Во весь Логос: Религия Маяковского. М.-Иерусалим, 1997), а также другие указанные выше "общие" свойства поэзии Пролеткульта и футуризма позволяют рассматривать их в качестве подсистем единой системы - постсимволизма. Специфика Пролеткульта связана с принятой/создаваемой его участниками идеологией. В частности, парадоксальным образом актуализация космогонических мифологем в поэзии Пролеткульта оказывается обусловлена не только логикой художественных систем, но и - прежде всего - идеологической основой. Поэзия Пролеткульта занимает периферийное положение в системе постсимволизма, но именно здесь начинаются процесс, формирующий ядро новой системы - соцреализма, а именно вторжение идеологии в поэтику, в связи с чем полностью перестраивается концепция художественного знака. Эта перестройка демонстрируется на интертекстуальном уровне поэзии Пролеткульта.

Понимая под интертекстуальностью прежде всего феномен полного или частичного формирования смысла художественного произведения посредством ссылки на иной текст, мы видим в поэзии Пролеткульта частичное опустошение интертекстуальности. Цитация в пролеткультовских поэтических текстах оказывается таковой только формально, то есть является чистым заимствованием (нефункциональным включением чужого элемента в текст).

Например, при использовании элементов символистской поэтики - пролеткультовцами обессмысливается философски нагруженная мотивная структура символизма, собственно смыслы - отбрасываются, аннулируются и включаются - на уровне элементов языка - в новую художественную систему. Например, Михаил Герасимов, активно заимствуя лексику символистов, полностью пренебрегает мистическим планом значений и многозначностью символа:

     Лучистый лик волнуя
     Обвил ковыльный дым,
     Пропели аллилуя
     Над горном золотым.

То, что современные Пролеткульту критики и последующие исследователи ошибочно принимали за "влияние", на самом деле есть не что иное как опустошение интертекстуальности, поскольку наследуется поэтами Пролеткульта - в полном соответствии с их декларациями - только форма, а собственно смысл остается за рамками интертекстуального взаимодействия, поэтому невозможна трансформация смысла на оси текст-текст. Не осознавая этого, пролетарские поэты производили негацию традиции, старой, "буржуазной" культуры.

В подобном опустошении интертекстуальности нами усматривается одно из следствий семиотического феномена поэзии Пролеткульта, а именно уравнивания означаемого и обозначаемого и потери означающим определяющей роли, упрощения формы. Значение оказывается уравненным со смыслом, и это приводит к тому, что тексты культуры видятся поэтам Пролеткульта явлениями языка, а не литературы, они используют их так же, как и слова естественного языка, не нагруженные до этого никаким смыслом.

Таким образом Пролеткульт отрицает ценность буржуазной литературы и, используя ее приемы, присваивает себе статус подлинной литературы. В терминологии П. Бурдье можно говорить о том, что здесь имеет место перераспределение культурного и символического капитала. В основе специфичности пролеткультовской интертекстуальности лежит "воля к власти", стремление редуцировать пре-текст и самоутвердиться за его счет; заменить буржуазную литературу своей, пролетарской, вобравшей ее "достижения".

В этом смысле Пролеткульт - одно из самых значимых явлений по-революционной культуры: именно политика культуры Пролеткульта определила характер литературного процесса на ближайшие тридцать-сорок лет. В дальнейшем развитии советской послере-волюционной литературы опустошение интертекстуальности приводит к ее полному упразднению (поэзия социалистического реализма). "Учась" писать у "мастеров слова", авторы соцреализма нивелируют форму и таким образом аннулируют смыслы источников. В противоположность той модели текста-диады, который не прочитывается без пре-текста, созданной Ю. Кристевой, текст соцреализма не нуждается в пре-тексте - для его понимания необходима лишь включенность в историко-идеологический контекст.

Заключение. Описание поэзии Пролеткульта в идеологическом и литературном контекстах позволяет более отчетливо представить механизмы функционирования революционной культуры. Пролеткульт демонстрирует специфику дискурсивной практики переходной эпохи - эпохи между модернистской литературой и литературой соцреализма. В идеологическом плане вырастая из утопической философии Богданова и большевистской практики и риторики, поэзия Пролеткульта 1917-1921 годов оказывается реализацией художественной системы постсимволизма. Она регулируется не только господствующими идеологическими установками эпохи, но и характерными для авангарда общими эстетическими чертами. Можно сформулировать четыре фактора, определивших своеобразие поэтической системы Пролеткульта:

1. Реализация законов эволюции художественных систем. При рассмотрении пролеткультовской концепции художественного знака выяснилось, что семиотические основания поэзии Пролеткульта и системы постсимволизма едины, что позволяет вписать Пролеткульт в контекст основных эстетических тенденций конца 1910-х - начала 1920-х годов. Их родство обнаруживается прежде всего в отождествлении совокупности знаков с социофизическим бытием, по-разному реализующихся в различных подсистемах постсимволизма (для системы Пролеткульта в художественном знаке доминирующим становится референт, с которым полностью совпадает смысл; добавим, что этим референтом в основном является идеологическая система). Свойственно для пролеткультовской поэтической системы и отождествление субъекта с объектом. Кроме того, на основании семиотики Пролеткульта удалось описать спефицику его интертекстуальной стратегии, а именно уравнивание означаемого и обозначаемого и потеря означающим определяющей роли, упрощение формы, следствием чего и является опустошение интертекстуальности.

Поэзия Пролеткульта занимает периферийное положение в системе постсимволизма, но именно здесь начинается процесс, формирующий ядро новой системы - соцреализма, то есть вторжение идеологии в поэтику.

2. Мифологизация идеологии и риторики. Формирование поэтической системы Пролеткульта отражало общие механизмы символизации революционной культуры и построения новой картины мира: властная идеология, воспринимаемая через риторические формулы, мифологизируется и персонифицируется в порождаемых массами текстах, что обеспечивает прежде всего успешное ее усвоение. Переведение идеологии в поэтическую форму, заимствование привычных образов из ближайшего литературного окружения и православной символики и помещение их в новый идеологический контекст, бесконечное повторение и гиперболизация новых лозунгов приводит к эстетизации и автоматизации создаваемого таким образом поэтического языка, новой художественной системы.

3. Революционная культура. Массовость и стихийность деятельности Пролеткульта нельзя однозначно описать как чисто пролетарскую: Пролеткульт объединял представителей самых разных классов; поэзия Пролеткульта явилась своего рода попыткой самоидентификации определенного социума в перевернувшемся культурном пространстве. Но эта самоидентификация отталкивалась от риторических формул социал-демократии, активно мифологизировавшихся в массовом сознании. В этом сложном процессе и происходило формирование новой "советской" картины мира. Культурные стереотипы, тиражируемые Пролеткультом, должны были обеспечивать устойчивость и жизнеспособность формирующейся новой культуры.

4. Соединение философии Богданова и партийной практики, что привело Пролеткульт на авансцену революционной культуры и дало ему возможность занять позицию культурной организации, поддерживаемой и поддерживавшей новую власть. Это обеспечило Пролеткульту в определенной степени привилегированное положение в поле культуры, но, с другой стороны, именно богдановское влияние на формирование его доктрины было видимым поводом для последующего низвержения с этого пьедестала.

В диссертации была изложена концепция взаимоотношений Пролеткульта с символизмом и авангардом, а также идеологией и риторикой большевизма; то есть явлениями, с одной стороны, обусловившими его появление, а с другой стороны, родственными и соположенными ему. Рассмотрение литературы Пролеткульта в контексте авангарда и - шире - постсимволизма не только проясняет сущность ее поэтики, но и дает возможность скорректировать представления о литературном процессе революционной России в целом.

Один из актуальных вопросов, неизбежно встающих перед исследователями в дальнейшем, - это проблема соотношения литературы Пролеткульта и соцреализма. Последующая эволюция идеологических и эстетических принципов Пролеткульта на протяжении 1920-х-начала 1930-х годов приводит к оформлению концепции социалистического реализма. Степень трансформации исходных положений Пролеткульта и способы их реализации в литературных группировках и в поэтике отдельных писателей на следующем этапе развития литературы представляется одной из наиболее актуальных проблем дальнейшего исследования. Возможно, рассмотрение поэзии Пролеткульта как пограничного явления в эволюции художественных систем поможет заполнить пробел в истории русской литературы и даст возможность объяснить этот переход, до сих пор не нашедший сколько-нибудь адекватного описания в научной литературе.

1. Капля крови Ильича: сотворение мира в советской поэзии 1920-х годов // Независимая газета. 1998. 5 ноября. С. 3.

2. Коллективный субъект поэзии Пролеткульта // Ритуальное пространство культуры. Материалы международного форума. 26 февраля - 7 марта 2001 г. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001. С. 407-410.

3. Идеология и риторика: механизмы символизации в пореволюционной России (на материале поэзии Пролеткульта) // Русская литература ХХ века: итоги столетия. Международная научная конференция молодых ученых. Сборник тезисов. СПб., 2001. С. 20-21.

4. И. С. Книжник-Ветров. Три встречи с Горьким (публикация, вступительная статья и комментарии) // Вестник молодых ученых. 2000. № 8. Серия "Филологические науки". С. 78-97.

Подписано в печать 13.05.2001
Тираж 100 экз.